Неточные совпадения
— «Западный буржуа беднее русского интеллигента нравственными идеями, но зато его идеи во многом превышают его эмоциональный строй, а главное — он живет сравнительно цельной духовной жизнью». Ну, это
уже какая-то поповщинка! «Свойства русского национального духа указуют на то, что мы призваны творить в
области религиозной философии». Вот те раз! Это
уже — слепота. Должно быть, Бердяев придумал.
Он горячо благодарил судьбу, если в этой неведомой
области удавалось ему заблаговременно различить нарумяненную ложь от бледной истины;
уже не сетовал, когда от искусно прикрытого цветами обмана он оступался, а не падал, если только лихорадочно и усиленно билось сердце, и рад-радехонек был, если не обливалось оно кровью, если не выступал холодный пот на лбу и потом не ложилась надолго длинная тень на его жизнь.
Разговоры вертелись только на
узких интересах своей специальности или в
области сплетен.
Добролюбов сделал из них заключение, что, значит, в Киевском округе розга отошла
уже в
область предания.
Крестьянин из ссыльных может оставить Сахалин и водвориться, где пожелает, по всей Сибири, кроме
областей Семиреченской, Акмолинской и Семипалатинской, приписываться к крестьянским обществам, с их согласия, и жить в городах для занятия ремеслами и промышленностью; он судится и подвергается наказаниям
уже на основании законов общих, а не «Устава о ссыльных»; он получает и отправляет корреспонденцию тоже на общих основаниях, без предварительной цензуры, установленной для каторжных и поселенцев.
Сказав таким образом о заблуждениях и о продерзостях людей наглых и злодеев, желая, елико нам возможно, пособием господним, о котором дело здесь, предупредить и наложить узду всем и каждому, церковным и светским нашей
области подданным и вне пределов оныя торгующим, какого бы они звания и состояния ни были, — сим каждому повелеваем, чтобы никакое сочинение, в какой бы науке, художестве или знании ни было, с греческого, латинского или другого языка переводимо не было на немецкий язык или
уже переведенное, с переменою токмо заглавия или чего другого, не было раздаваемо или продаваемо явно или скрытно, прямо или посторонним образом, если до печатания или после печатания до издания в свет не будет иметь отверстого дозволения на печатание или издание в свет от любезных нам светлейших и благородных докторов и магистров университетских, а именно: во граде нашем Майнце — от Иоганна Бертрама де Наумбурха в касающемся до богословии, от Александра Дидриха в законоучении, от Феодорика де Мешедя во врачебной науке, от Андрея Елера во словесности, избранных для сего в городе нашем Ерфурте докторов и магистров.
Я обращаю особенное ваше внимание, господа, на приведенные сейчас рубрики; мы начнем именно с них, чтобы разрешением этих вопросов расчистить почву для более широких начинаний
уже в
области русской промышленности вообще, где пред нами встанут другие вопросы и другие задачи.
— Нет,
уж позвольте, Альфред Иосифович… Я всегда жила больше в
области фантазии, а теперь в особенности. Благодаря Раисе Павловне я знаю слишком много для моего возраста и поэтому не обманываю себя относительно будущего, а хочу только все видеть, все испытать, все пережить, но в большом размере, а не на гроши и копейки. Разве стоит жить так, как живут все другие?
Посмотрите — у вас
уже нет людей, которые могли бы идейно бороться за вашу власть, вы
уже израсходовали все аргументы, способные оградить вас от напора исторической справедливости, вы не можете создать ничего нового в
области идей, вы духовно бесплодны.
Надел штаны, вицмундир, и через четверть часа находишься
уж совсем в другой
области — в
области «видимых вещей утверждения».
Мне
уже пришлось до поездки в Донскую
область этим летом видеть холеру в Нижнем, во время ярмарки, и очень оригинальную с ней борьбу.
Егор Егорыч, оставшись один, хотел было (к чему он всегда прибегал в трудные минуты своей жизни) заняться умным деланием, и когда ради сего спустил на окнах шторы, запер входную дверь, сжал для полного безмолвия свои уста и, постаравшись сколь возможно спокойнее усесться на своем кресле, стал дышать не грудью, а носом, то через весьма короткое время начинал
уже чувствовать, что силы духа его сосредоточиваются в
области сердца, или — точнее — в солнечном узле брюшных нервов, то есть под ложечкой; однако из такого созерцательного состояния Егор Егорыч был скоро выведен стуком, раздавшимся в его дверь.
Первое: вы должны быть скромны и молчаливы, аки рыба, в отношении наших обрядов, образа правления и всего того, что будут постепенно вам открывать ваши наставники; второе: вы должны дать согласие на полное повиновение, без которого не может существовать никакое общество, ни тайное, ни явное; третье: вам необходимо вести добродетельную жизнь, чтобы, кроме исправления собственной души, примером своим исправлять и других, вне нашего общества находящихся людей; четвертое: да будете вы тверды, мужественны, ибо человек только этими качествами может с успехом противодействовать злу; пятое правило предписывает добродетель, каковою, кажется, вы
уже владеете, — это щедрость; но только старайтесь наблюдать за собою, чтобы эта щедрость проистекала не из тщеславия, а из чистого желания помочь истинно бедному; и, наконец, шестое правило обязывает масонов любить размышление о смерти, которая таким образом явится перед вами не убийцею всего вашего бытия, а другом, пришедшим к вам, чтобы возвести вас из мира труда и пота в
область успокоения и награды.
В Греции идея
уже получает конечную форму и определение; человеческое начало выступает и выражает свободно идею в определенных прекрасных образах и созданиях, то есть для себя бытие идеи, fur sich sein, в
области идеального созерцания и творчества.
Наконец следовали рассказы из
области беременностей, так сказать, политических, относительно которых Арина Петровна являлась
уже не карательницей, а укрывательницей и потаковщицей.
Все эти заповеди суть указания того, чего на пути стремления к совершенству мы имеем полную возможность
уже не делать, — того, над чем мы должны работать теперь, того, что понемногу мы должны переводить в
область привычки, в
область бессознательного. Но заповеди эти не только не составляют учения и не исчерпывают его, но составляют только одну из бесчисленных ступеней его в приближении к совершенству.
Жизнепонимание общественное входило в сознание людей веками, тысячелетиями, проходило через разные формы и теперь
уже взошло для человечества в
область бессознательного, передаваемого наследственностью, воспитанием и привычкой; и потому оно кажется нам естественным. Но 5000 лет тому назад оно казалось людям столь же неестественным и страшным, как им теперь кажется учение христианское в его настоящем смысле.
Остается теперь только одна
область деятельности людской, не захваченная правительственной властью, —
область семейная, экономическая,
область частной жизни и труда. И эта
область теперь, благодаря борьбе коммунистов и социалистов,
уже понемногу захватывается правительствами, так что труд и отдых, помещение, одежда, пища людей, всё понемногу, если только исполнятся желания реформаторов, будет определяться и назначаться правительствами.
Я был один, в тишине, отмериваемой стуком часов. Тишина мчалась, и я ушел в
область спутанных очертаний. Два раза подходил сон, а затем я
уже не слышал и не помнил его приближения.
Это
уже входило в
область комедии.
Положим, что все эти страхи мнимые, но если
уж они забрались в
область сновидений, то ясно, что и в реальной жизни имеется какая-нибудь отрава.
Я
уж не раз порывался к Прелестнову с тех пор, как приехал в Петербург, но меня удерживала свойственная всем провинциалам застенчивость перед печатным словом и его служителями. Нам и до сих пор еще кажется, что в
области печатного слова происходит что-то вроде священнодействия, и мы были бы до крайности огорчены, если бы узнали за достоверное, что в настоящее время это дело упрощено до того, что стоит только поплевать на перо, чтобы вышла прелюбопытнейшая передовая статья.
И вдруг раздался гром оружия на западе России, и прежде чем слух о сем долетел до отдаленных ее
областей, древний Смоленск был
уже во власти Наполеона.
Я давно
уже не бывал на них. Еще до катастрофы в настроении студенчества происходила значительная перемена. Вопросы о народе, о долге интеллигенции перед трудящейся массой из
области теории переходили в практику. Часть студентов бросали музеи и лекции и учились у слесарей или сапожников. Часто студенческие интересы как будто стушевывались, споры становились более определенны. Казалось, молодой шум, оживление и энтузиазм вливаются в определенное русло…
Действительно, небольшая аудиторий в музее
уже была полна. Изборский с внешней стороны не был хорошим лектором. Порой он заикался, подыскивал слова. Но даже в эти минуты его наивные глаза сверкали таким внутренним интересом к предмету, что внимание аудитории не ослабевало. Когда же Изборский касался предметов, ему особенно интересных, его речь становилась красивой и даже плавной. Он находил обороты и образы, которые двумя — тремя чертами связывали специальный предмет с
областью широких, общих идей…
Мы шли по Терской
области. Шакро был растрёпан и оборван на диво и был чертовски зол, хотя
уже не голодал теперь, так как заработка было достаточно. Он оказался неспособным к какой-либо работе. Однажды попробовал стать к молотилке отгребать солому и через полдня сошёл, натерев граблями кровавые мозоли на ладонях. Другой раз стали корчевать держидерево, и он сорвал себе мотыгой кожу с шеи.
Когда Ниагарский водопад, сокрушив скалу, его образующую, уничтожится напором собственных сил; когда Александр Македонский погибает от избытка собственной энергии, когда Рим падает собственной тяжестью, — это явления возвышенные; но потому, что Ниагарский водопад, Римская империя, личность Александра Македонского сами по себе
уже принадлежат
области возвышенного; какова жизнь, такова и смерть, какова деятельность, таково и падение.
Реальное направление мыслей, развиваемых в нем,
уже достаточно свидетельствует, что они возникли на почве реальности и что автор вообще придает очень мало значения для нашего времени фантастическим полетам даже и в
области искусства, не только в деле науки.
Но ежели и это не «ничего», то к услугам мечтателя найдется в Монрепо не мало и других тем, столь же интересных и
уж до такой степени безопасных, что даже покойный цензор Красовский — и тот с удовольствием подписал бы под ними: «Мечтать дозволяется». Во-первых, есть целая
область истории, которая представляет такой неисчерпаемый источник всякого рода комбинаций, сопряженных с забытьём, что сам мечтательный Погодин — и тот не мог вычерпать его до дна. Возьмите, например, хоть следующие темы...
Я ков (тихо). Талантливые пьяницы, красивые бездельники и прочие веселых специальностей люди, увы, перестали обращать на себя внимание!.. Пока мы стояли вне скучной суеты — нами любовались… Но суета становится все более драматической… Кто-то кричит: эй, комики и забавники, прочь со сцены!.. Но сцена — это
уже твоя
область, Таня!
Я действительно знал Василия по слухам от товарищей; это был бродяга-поселенец,
уже два года живший в своем домике, среди тайги, над озером, в одном из больших якутских наслегов [Якутская
область в административном отношении разделяется на округи, соответствующие нашим уездам.
В летнюю ночь 187* года пароход «Нижний Новгород» плыл по водам Японского моря, оставляя за собой в синем воздухе длинный хвост черного дыма. Горный берег Приморской
области уже синел слева в серебристо-сизом тумане; справа в бесконечную даль уходили волны Лаперузова пролива. Пароход держал курс на Сахалин, но скалистых берегов дикого острова еще не было видно.
— Это
уже дело проще. Зимовали у сибиряка в работниках. На другую весну опять пошли. Довел я ее до Пермской губернии. В Камышлове арестовались, показались на одно имя… Судят за бродяжество в каторгу, а за переполнением мест — в Якутскую
область. В партии
уже вместе шли, все равно муж и жена…
Я дал требуемое слово, хотя с неудовольствием. Не умею
уж вам сказать: мешали ли мне школьные воспоминания о ножичке и чем-то худшем из
области haut école или отталкивала меня от него настоящая ноздревщина, но только мне все так и казалось, что он мне дома у себя всучит либо борзую собаку, либо шарманку.
Сначала мы отправлялись в лес только с ними, постепенно расширяя нашу охотничью
область, а затем повели дело
уже самостоятельно, усвоив все необходимые приемы охоты и, главное, освоившись с нелегкой наукой ходить целыми днями по горам и лесам и не заблудиться.
— А — липы? А — елки Шварцвальда? О Tannenbaum, о Tannenbaum [Ель (нем.).]! А целая
область — Harz, потому что Harz — смола. А слово Harz, в котором
уже треск сосны под солнцем…
— А ты не здешний, видно, что не знаешь? Правитель у нас Аггей. Правит он городом и всею
областью уже двенадцать лет. Грозный у нас правитель: вчера увидела я его на улице, со страху чуть не упала.
Но что было для меня
уж совершенно неведомою
областью — это течение болезней и действие на них различных лечебных средств; с тем и другим я был знаком исключительно из книг; если одного и того же больного за время его болезни нам демонстрировали четыре-пять раз, то это было
уж хорошо.
И какие большие
области уже завоеваны наукою!
Все-таки, беря безотносительно, наукою отвоевана от искусства
уж очень большая
область, которая с каждым годом все увеличивается.
«Тобольск, Омск, Томск, Красноярск, Иркутск, Чита — главный город Забайкальской
области», Бог знает, по какому сцеплению мыслей и почти машинально вспоминает Шишкин старый, давно
уже наизусть заученный урок из географии.
Изложив таким образом свое объяснение, острослов тем более охотно перешел в
область скабрезно-пикантного, что дамы начали
уж находить его чересчур скучным, — и через минуту на хорах раздавалось
уже веселое хихиканье.
В то же самое время, как тверские гимназисты изгоняли из собрания даму, тринадцать лиц, принадлежавших к составу мировых учреждений Тверской губернии, из которых многие
уже перешагнули границу лет, где по тогдашней вере молодого поколения начиналась
область «отсталости», были арестованы, привезены в Петропавловскую крепость и преданы суду Сената.
Ибо, если есть
область, в которой неадекватность мышления своему предмету ясна
уже в самой проблеме, то это, конечно, религия, опирающаяся на единство трансцендентного и имманентного.
Что вы знаете или мните о природе вещей, лежит далеко в стороне от
области религии: воспринимать в нашу жизнь и вдохновляться в этих воздействиях (вселенной) и в том, что они пробуждают в нас, всем единичным не обособленно, а в связи с целым, всем ограниченным не в его противоположности иному, а как символом бесконечного — вот что есть религия; а что хочет выйти за эти пределы и, напр., глубже проникнуть в природу и субстанцию вещей, есть
уже не религия, а некоторым образом стремится быть наукой…
Значение веры в этом смысле выдвинуто было в полемике с Кантом
уже Якоби, который считал
областью веры не только бытие божественного мира, но и эмпирического, и таким образом профанировал или, так сказать, секуляризировал понятие веры [«Durch den Glauben wissen wir, dass wir einen Körper haben (!) und dass ausser uns andere Körper und andere denkende Wesen vorhanden sind.
Т. 1. С. 101).], философ вступает
уже в τόπος νοητός [Букв.: умное место (греч.);
область идей у Платона.], царство подлинных идей, «Матерей», но для этого гегелевского соблазна надо поистине иметь и некоторую софийную слепоту.
Раз
уже появилась наука с ее методами, было бы противоестественно, если бы она в силу той или иной догматической предвзятости, клерикальной или атеистической ортодоксии закрыла свои глаза и отвела руки от столь существенной
области научного изучения, как феноменология религии.
В эпоху «культуры», т. е. всяческой секуляризации,
область культа
уже не получает художественного обогащения, не знает новых обретений.
И в этой
области Кант стоит
уже неизмеримо ниже и Гегеля, и Шеллинга, и Вл. Соловьева.